Эдгару Фейхтвангеру 95 лет. В своей книге «Гитлер, мой сосед» он рассказал о дне, когда столкнулся с бесноватым фюрером и как тот в ответ… приподнял шляпу.
В 1929 году Адольф Гитлер вселился в апартаменты через дорогу от дома, где жила семья Фейхтвангер. Дело было в Мюнхене. Маленький Эдгар, его родители Людвиг и Эрна видели краем глаза Гитлера в окно.
«Если бы нацисты знали, кто я и что я живу прямо у них под носом, они превратили бы меня в мясной фарш», — Times of Israel Эдгар. Беседа проходила в его доме в английском Винчестере.
С публикацией мемуаров в 2013 году ему помогал французский журналист и писатель Бертиль Скали. На английский книгу перевели только в 2017-м, под заголовком «Гитлер, мой сосед: воспоминания о еврейском детстве 1929–1939». Сейчас готовится издание в мягкой обложке.
Фейхтвангер вспоминает, как размышлял над вопросами, что Гитлер думал и чем занимался, как в его руках сосредотачивалась все большая власть и как он лишил граждан (в том числе Фейхтвангеров) их прав, когда стал в 1933 году канцлером.
Как и весь мир, Фейхтвангер из-за пандемии не выходит из дома. «Немного скучно, конечно, — делится он, — но мы сможем пережить это, бывали времена и похуже».
Кому-то может быть крайне интересно узнать, каково это — жить в одном шаге от главного злодея мировой истории, другие же могут извлечь из книги уроки для современной жизни. Возможно, это издание сегодня более актуально, чем во время первой публикации, когда еще не было ни Трампа, ни Брексита.
В «Гитлер, мой сосед» автор в деталях вспоминает, как рос в Мюнхене, колыбели нацизма, и как жизнь немецких евреев становилась все более невыносимой. «Я пытался представить, что это вообще такое — быть Гитлером. Интересно, что он ест на завтрак. Я вижу, как его тень движется за оконной рамой. Он ненавидит меня. Ненавидит меня. И при этом даже не знает, что я существую», — пишет Фейхтвангер.
Мальчик видел, как фюрер покидает свои апартаменты на Принцрегентенплац, 16, садится со своей охраной в блестящий, отполированный «мерседес». Он был так же уважаем в международном сообществе, как Невилл Чемберлен, Бенито Муссолни, Эдуар Даладье, британский, итальянский и французский премьер-министры соответственно. Осенью 1938 года они приехали в Мюнхен для переговоров с Гитлером или, скорее, чтобы капитулировать и развязать агрессору руки.
Однажды Гитлер приподнял шляпу, столкнувшись с еврейским мальчиком, когда тот прогуливался с няней Рози. Это кажется невероятным, ведь отец Эдгара был известным издателем, дядя — знаменитым писателем Лионом Фейхтвангером, весьма популярным в том числе Советском Союзе. Последний на протяжении нескольких лет открыто критиковал нацистскую партию Ему повезло: в момент прихода Гитлера к власти он находился за границей и в Германию больше не вернулся. Все его книги нацисты публично предали огню.
По словам Фейхтвангера-младшего, в школах, в том числе и в той, которую он посещал, активно насаждалась нацистская идеология. Сам он подвергался остракизму. Тем временем родители вели более-менее привычный образ жизни, как если бы Веймарская республика еще была жива. Они читали газеты и были в курсе мировой политической повестки. Да, его отец потерял работу. Но позитивный настрой они с матерью сохраняли. Они создали для маленького Эдгара подобие пузыря — поместили его внутрь и заполнили все пространство красотой, очарованием, поэзией. А мир вокруг становился все меньше и меньше», — рассказал соавтор книги, 50-летний Бертиль Скали.
У Скали есть еврейские корни: его дед по отцовской линии был сефардом из Алжира. Он переехал в Париж в начале 20-го века и скрывался с семьей всю Вторую мировую войну. В его воображении те два жилых многоквартирных дома на мюнхенской улице — это образы жестокости, если говорить о доме Гитлера; а другой — храм культуры, искусства, интеллекта. И будто бы велась негласная борьба — что рухнет первым. Мы знаем, что жестокость нацизма поначалу брала верх. «Но в итоге победу все же одержали культура и красота. Ведь у нас есть старик Фейхтвангер, и за ним — последнее слово», — сказала Скали.
Фейхтвангер стал профессиональным историком, ему очень повезло, что он остался в живых и смог рассказать нам свою историю. Его семье удалось найти убежище в Великобритании в начале 1939 года. Но перед этим пришлось пережить арест и пытки отца в Дахау после Хрустальной ночи. Только после этого семья начала всерьез пытаться выехать.
До этого они нет-нет да подумывали об эмиграции. Людвиг даже ездил к своей сестре в Палестину на разведку. Но все же он считал себя немцем — его семья жила в этой стране со средних веков. А климат Палестины ему не подходил — как в прямом, так и в переносном смысле.
Он также был против переезда к другой сестре, в Прагу. «Мы были правы в своем решении, — сказал он своему брату после того, как Германия аннексировала Чехословакию. — Здесь, прямо под носом у Гитлера, мы в гораздо большей безопасности. Он так упивается собственным величием, что забывает выглянуть в окно».
Примечательно, что на протяжении всего повествования в книге только Эдгар, кажется, острее всех ощущает растущую опасность для немецких евреев. Но он находился во власти родителей и не мог еще сам ничего решать. «Каждый вечер мы слышим по радио вопли Гитлера. Иногда я сталкиваюсь с ним по утрам. Пока наш мир стремительно сужается, его — так же быстро расширяется. И я продолжал убегать от всего этого в собственный мир, в воображение, читать, мечтать, путешествовать в собственных мыслях», — пишет Фейхтвангер.
Скали считает, что книга актуальна в условиях роста популизма и авторитаризма, а также растущей поддержки ультраправых партий. «Я не верю, что одна и та же история повторяется дважды. Сегодняшние лидеры — не нацисты, конечно. Но мы узнали, что лидеры, у которых есть быстрые формулы решения проблемы, — опасны».
Когда его спросили о растущем антисемитизме в Европе и, в частности, во Франции, Скали, человек светский и воспитанный матерью-католичкой, отметил, что никогда не сталкивался с подобными случаями. «Я знаю, что антисемитизм существует, но он для меня вещь абстрактная. Хотя меня беспокоит рост активности ультраправых в Европе. Это то же самое, что мир видел в 1930-х годах? Я так не думаю, но никогда не знаешь наверняка. Жестокость — это часть человеческой природы», — сказал он.