Он чувствовал: близится время уходить. Постарался завершить все важные и неотложные дела. Повидался, с кем хотел, незаметно прощаясь.
Когда пришёл тот самый день, он чисто выбрился, надел свежую сорочку и приличный костюм. Сел напротив окна и стал смотреть на древний, серый город под осенним небом, сел ждать, когда же откроются врата в неизведанное, манившее его всю жизнь, и с неизбежностью захлопнется дверь в земное бытие...
Газеты в разделе некрологов сообщили: 23 ноября 1978 года в Париже от кровоизлияния в мозг скончался известный учёный, герой Сопротивления, журналист Жак Бержье, издание приносит соболезнования друзья и близким...
Редактор книг господина Бержье сказал: «Он специально остался один и умер, как большой, благородный зверь в своём логове».
Итак, история земной жизни Жака Бержье завершилась в столице Франции.
Началась же она в совершенно ином месте — у самого синего Черного моря, в городе Одесса.
8 августа 1912 года у Михаила Бергмана (оптовая торговля бакалеей и свой дом в приличном квартале) случилась чаянная и долгожданная радость: родился сын, плоть от плоти и кровь от крови!
Мальчика назвали Иаковом, в честь родоначальника 12 колен Израиля и в честь двоюродного деда по матери, раввина, который изучал Каббалу и, по слухам, мог творить настоящие чудеса. Попросту — Яшей.
Семья Яши вообще была необычной: многие родичи с чудинкой, с этакой изюминкой. Вот, скажем, его дорогая мама в девичестве звалась Этлей Кременецкой и в прошлом увлекалась революционными идеями. Как же посмела она, растеряв революционный задор и позабыв интересы пролетариата, выйти замуж за классово незрелого бакалейщика?! Да вот так: господин Бергер, оказывается, не раз в меру сил способствовал делу освобождения народа и, к тому же, коллекционировал всевозможные антиправительственные прокламации и газеты. Не прятал или хранил, но именно коллекционировал!
Одним из кузенов Яши был знаменитый в 30-х годах XX века ядерный физик-невозвращенец, друг Ландау, Георгий (Джонни) Гамов, а чрезвычайно милый дядюшка носил необычное для человека имя, свойственное, скорее, ангелу Смерти: Азраил, за что в семье его прозвали Губителем и слегка сторонились.
Читать Яшу вроде бы никто не учил. Однако уже в два года мальчик проштудировал свою первую газету.
Он и в школу-то никогда не ходил: родители, не чаявшие души в ребёнке, нанимали домашних преподавателей. Только было это потом... А Яша Бергман к четырём своим годам каким-то одному Б-гу известным способом освоил скорочтение на русском, французском и иврите. В доме водились книги на этих языках. У Яши оказалась эйдетическая память: что услышит, увидит, что прочтёт — запомнит навсегда. Как ребёнок выучился читать сам, родители понятия не имели!
У сына бакалейщика был дар полиглота: 14 языков освоил он за свою жизнь и жаловался, что никак не идёт у него финский: ну не идёт, зараза такая, и всё!
Улизнув от няньки, мальчик шёл на шумные улицы приморского города и, не стесняясь, подходил к людям, заводил серьёзные разговоры. Город словно оберегал малыша: никто ни разу не обидел ребёнка, а ведь он умудрялся находить общий язык и с нищими, и с бродягами, даже с лихими фартовыми... Уличные женщины умилялись и угощали его леденцами. Однажды Яша затеял спор с отставным генералом, который сначала хотел просто немного покрасоваться, хотя бы и перед мальчишкой, да вдруг оказался втянутым в нешуточный спор об ошибках недавней военной операции в Пруссии. По окончании словесной баталии генерал пожал Яше, как равному, руку.
А над страной во всю задували ветра перемен. Перемен ждали многие. И многие понимали, что будет при этом нелегко. Но чтобы так: эйфория и надежды двух революций ухнули в кровавую бездну самой страшной из войн - гражданской. Брат пошёл на брата! От когда-то Великой Империи отрывали куски. Пока граждане России рвали друг другу глотки за идеи, во тьме смуты спешили поживиться бывшие союзники по Антанте. Тут и там повылезали всякие атаманы и батьки. Кто только не топтал за первые годы новой жизни одесскую землю: видели тут и немцев в кастрюльных шлемах, и румын, и французов. Рабочая республика, гетманщина, бандитская вольница Мишки Япончика... Ясно, как день, не могло обойтись без погромов, да таких, что все напасти евреев, случавшиеся прежде, показались бы сущей мелочью. Бергер-старший решил: уберечь семью от жерновов истории поможет лишь бегство. Сначала — в Польшу, выгрызшую себе, наконец, свободу, к родичам жены, в Кременец, а там оглядимся, посмотрим...
Еврей решил — еврей сделал: всё, что можно, обратили в наличность и драгметаллы. В 1920 году Бергеры успешно пересекли границу ДрУгой Ржечи Посполитой. Для восьмилетнего уже Якова сия эпопея не обошлась без досадного казуса. В его штаны, дабы не вводить во искушение таможню, зашили изрядную долю семейных драгоценностей. И в самый неподходящий момент, когда шла проверка с трудом выправленных документов на выезд, в Яшино мягкое место коварно впилась заколка от броши из чистого золота. Глаза несчастного выпучились, а губы сжались, сдерживая вопль. «Пани, что такое с вашим хлопцем? Може, есть потреба кака-я? Так ходите быстрее!» — с вежливой насмешливостью произнёс офицер, отдавая паспорта. Так, с золотой булавкой, впившейся пониже спины, вступил Бергер-младший в новый для себя мир.
Еврейская слободка города Кременец, хранимая, видимо, развешенными на её окраинах каббалистическими амулетами, несмотря на все перипетии эпохи, жила размеренной жизнью века XIX. Тут занимались ремёслами, торговлишкой, ходили в синагогу, была небольшая ешива. В общем, тишь да гладь.
Бергеры поселились у чудотворного раввина. Прибывали из бунташной страны и другие родичи, к примеру, двоюродный племянник Яши, именовавший себя на французский манер Анатолем. Под большим секретом он поведал мальчику, что два года тому, как по приказу большевика Свердлова казнили царя, и что он, Анатоль, был в расстрельной команде, покаравшей тирана, чуть ли не главным! От подобных разговоров Яша переживал и восторг, и ужас — быть причастным такой тайне! А ведь одарённый скорочтением ребёнок обожал тайны, загадки природы, чудеса...
Впоследствии оказалось, что страшный секрет и не секрет вовсе. Что за глаза люди незло посмеиваются на счет Анатоля и считают его выдумщиком, которому лихое время затуманило голову.
Что ж, пусть так, только тягу к тайнам, секретам и неизведанному в мальчике данное недоразумение не истребило. Скорее наоборот: всё надо проверять! Наукой! Вот, говорят, дедушка Яков во время молитвы возносится от своей праведности ввысь, а на сколько? Кто мерил? У отца есть, кстати, отличный портновский аршин темного дерева...
Ну и трёпку же задал всерьёз рассердившийся отец юному исследователю чудесного: за взятый без спроса аршин, за бредни, но, главным образом, за то, что с аршином подбирался к седалищу благодетеля! Впрочем, дедушка как раз не обиделся, а, прервав экзекуцию, подробно расспросил обо всём внука, а затем громко и весело засмеялся: «Мерой человека, внучек, тайны Всевышнего не познать!»
С тех пор дед и внук стали неразлучны. Их так и прозвали в Кременце: Яков-стАрой да Яша-мАлой. Дед устроил мальчика в ешиву, изучать священные книги. А ещё они долго о чём-то толковали наедине: раввин объяснял ребёнку, к тому времени освоившему идиш и польский, и читавшем в день от 4 до 10 книг, основы учения каббалы.
Каббала каббалой, но больше всего нравились мальчишке книги только-только появившегося жанра — научной фантастики. Он уже успел прочитать дешевые издания Эдгара Райса Берроуза, Герберта Уэллса, открыл для себя лунную трилогию поляка Ежи Жулавского, с замиранием сердца следил за похождениями героями «Аэлиты» Толстого. Любимцем же его оставался один из первопроходцев — Жюль Верн. Много лет спустя, сражаясь с фашистской нечистью за свою вторую родину, Яша выберет в качестве псевдонима фамилию французского гения пера.
Всё вроде бы хорошо в Кременце, но не чувствовал Михаил Бергер, что семья устроилась надёжно. Решено было переехать в Париж, там, слава Б-гу, тоже родичи есть...
Когда оформляли бумаги, польский писарь ошибся в написании фамилии Бергер латиницей — добавил букву i. «Хм, Бержье... Так вы, оказывается, французы...» — недоверчиво проворчал пограничник Третьей Республики. Так и превратился Яков Бергер в Жака Бержье.
Париж понравился — в городе было всё и на все вкусы, только показалось вначале — книжные дорогие и библиотек мало. А книги для Жака были уже столь же насущны, как пища телесная. Потом выяснилось — на набережной Сены выставляют свои столики букинисты.
Шли годы. Жак экстерном сдал экзамены и поступил сразу в два высших учебных заведения: изучал прикладную математику в Сорбонне и общую химию в Высшей национальной школе. По мере погружения в академические знания, Жака всё больше увлекала мысль, что современная ему наука упускает целый пласт знаний, которые учёные презрительно называли мифами, выдумками, чушью, а то и похуже. Речь идёт, конечно же, о таких предметах, как астрология, нумерология и, конечно же, алхимия. Молодой Бержье полагал, что частично утерян понятийный язык трудов, описывающих эти дисциплины, и современные люди их просто не понимают. Если бы удалось совместить современное и древнее знание!
С молодыми друзьями, которые тоже болели неведомым, Жак устроил маленькую лабораторию для проверки некоторых связанных с алхимией идей. Но это увлекательное дело забирало, а не приносило деньги. И юный учёный в 1936 году становится ассистентом физика Андре Эльброннера. Месье Эльброннер, нестарый, вспыльчивый, как спичка и ворчливый французский еврей, был известным изобретателем, исследователем ядерных процессов. Он создал первый магнитогидродинамический генератор, устройство, в котором при пересечении магнитного поля электролитом, вырабатывалось электричество. Вместе с ним Жак участвовал в исследованиях тяжёлой воды и в синтезе первого в мире искусственного радиоактивного элемента — полония.
«Ну что вы носитесь со своей алхимией, идиот! — кричал во время жаркого спора на друга-ассистента Эльброннер, — вы же талантливый физик, а тратите своё время на фантазии! Кстати, желаете поговорить с настоящим алхимиком? Кто он? Так, один мой давний приятель...»
И вот долгожданная встреча. Все вполне обыденно: опустевший вечером рабочий зал, горит лишь одна лампа. Тени скрывают лицо посетителя, а твёрдый, глубокий голос с достоинством произносит: «Будет ли мне позволено вас предостеречь? Работы, которыми занимаетесь вы и вам подобные, ужасающе опасны, опасны для всего человечества. Ядерная энергия способна уничтожить целые города. Я вам говорю прямо: алхимики знают это уже давно». Жак пытается прервать странного человека. Как же, Великое делание... но я не понял, почему все древние алхимики старались получить золото...
— Юноша, — вновь зазвучал голос, — суть дела не в превращении металлов, а в превращении самого экспериментатора. Это и есть Великое Делание, древняя тайна, которую многие люди вновь раскрывают из века в век.
— И что с ними тогда происходит?
— Когда-нибудь вы, возможно, узнаете...
В тот вечер Жак беседовал с посвящённым, носившим псевдоним Фулканелли. Этот удивительный человек исчез, оставив людям две книги о тайном: «Тайны готических соборов» и «Тайны философии». А ещё — загадку своей личности: его подлинное имя неизвестно до сих пор.
Между тем в соседней Германии канцлером стал австриец, которого тоже притягивало необычное древнее знание и завораживала его тёмная сторона. Из земель, объявленных Третьим Рейхом, стали уезжать учёные, писатели, художники — евреи. Бержье чувствовал уже знакомое ему ощущение надвигавшейся катастрофы. Казалось, запахло смертью, как в России перед эпохой потрясений, как в Польше...
Когда-то в детстве Жак прочитал книгу Киплинга «Ким» и был очарован приключениями бездомного индийского мальчишки, работавшего на английскую разведку. Там он почерпнул выражение «Большая Игра» — схватка мировых держав за первенство. Что ж, пора попробовать себя в этой «Игре», и пешкой он быть не собирается!
В Европе опасность нацизма, как идеологии, разглядели давно, но единого фронта противникам его создать не удалось: разные цели, разные взгляды — социалисты, коммунисты, анархисты, троцкисты… Все спорили друг с другом, доказывая свою правоту, а нацизм креп, находил сторонников, пробовал силы...
Вот в какой омут кинулся с головой бывший одессит. Он общался со всеми, налаживал связи, контакты и был внешне лишён всякого страха. Молодого худощавого еврея в круглы очках принимали, уважали и слегка побаивались даже отпетые анархо-террористы, готовые хоть сейчас кого-нибудь взорвать. Почему? Ну, в нём нет жалости — прежде всего к себе.
В годовщину поджога Рейхстага в Берлине шёл премьерный показ свежей исторической американской картины о жизни Рима времён Нерона, «Знак Креста»: роскошь патрициев, муки христиан, пожар Великого Города. Газеты с упоением писали, что звезда экрана, игравшая жену императора, купалась в настоящем ослином молоке! Публика восхищалась и валом валила в кинозалы. Когда потрясённые съёмками, драмой и игрой зрители выходили на свет, неприметные люди раздавали им листовки с таким содержанием: «Нерон поджёг Рим и обвинил во всём христиан. Он лгал. Гитлер поджёг Рейхстаг и обвинил во всём коммунистов. Он лжёт! Проснись, Германия!» Акцию придумал и провёл с немецкими товарищами по борьбе Жак Бержье. Так начинала создаваться сеть из людей, позже ставшая основой Сопротивления в Европе.
После «странной» войны с гитлеровскими частями, когда боевые действия почти не велись, 22 июня 1940 года, Третья Республика позорно капитулировала. Французы тогда горько шутили, что честь страны спас лишь поступок генерала де Голля, отказавшегося признать капитуляцию и продолжившего борьбу в изгнании. Но штука-то в том, что по всей оккупированной территории и в зоне коллаборационистов маршала Петена с первого дня поражения действовали хорошо замаскированные ячейки Сопротивления, на организацию которых у господина Бержье с друзьями ушло немало предвоенного времени.
Жак прервал всякую связь с родителями, чтобы уберечь их в случае провала. Он теперь и не Бержье вовсе. В кармане — прекрасно сработанные бумаги на имя некого Верна. Что? Фамилия писателя? Как интересно! Уже собраны мощные радиопередатчики, которые, благодаря паре технических штучек Жака, не могут засечь оккупанты. Базой Верна отныне становится Лион — город тайн и туманов. Установлены связи с английской разведкой и со «Свободной Францией» де Голля. Организован саботаж на предприятиях, ведущих производство для нацистов. Проводятся акции возмездия: пропадают предатели и оккупанты. Одного особо жестокого офицера гестапо сожгли заживо, подменив ему дорогой портфель на точно такой же, правда, с зажигательной бомбой. Устройство адской машины придумал Верн. А когда у нацистов случился ступор после Сталинградской битвы, группа Сопротивления заменила все дорожные знаки в районе Лиона, указывающие войскам направления, на свои. Надписи знаков гласили: «На Сталинград — в могилы!»
Собирается информация. Годится всё, даже мелочи. Из обрывков, клочков, слухов, сплетен складывают общую картину происходящего. Немцы ищут специалистов по производству кислорода... Исчезли люди, причастные к изучению реактивного движения... Закрыты прибрежные зоны у пролива Ла-Манш... Неужели враг собирается использовать сверхмощные ракеты? Таак! Срочное сообщение друзьям за пролив!
Информацию передавали разными способами, например, в гробу с «покойником», который оживал при пересечении границы. А в складках кожи свиньи можно спрятать маленький контейнер, потом на станции свой человек встретит животное. Да еще раз в месяц маленький, почти бесшумный самолёт садится в неприметной бухточке на побережье и забирает посылку — бумаги, микроплёнки, документы…
Сразу им не поверили — ну да, чудо-оружие, как же! Да в Берлине просто бредят им! И вы туда же... Так было до первого ракетного обстрела Англии... Ракеты V («Фау») прозвали «застывшим молниями» — за ними надолго оставался инверсионный след.
С огромным трудом, каждый день рискуя жизнями в схватке с гестапо, теряя друзей, лионская сеть сопротивления, названная в честь великого путешественника и первооткрывателя Марко Поло, добыла координаты тайного завода по производству ракет «Фау» и всех пусковых установок на французском побережье.
Самые ценные сведения добывались с помощью заключённых концлагерей, занятых на секретных работах. Лагерный интернационал объединил весь мир: не страшась смерти, сплотились люди из Советского Союза, Испании, Франции, Англии...
В августе 1943 года британские бомбовозы затмили небо над секретной базой острова Пенемюнде. Фашисты не ожидали налёта — подбито было лишь четыре десятка неповоротливых машин из почти шести сотен! Стереть базу с лица земли не удалось, но работы прервались чуть ли не на год. В бешенстве фюрер приказал начальнику воздушной обороны базы застрелиться, что тот немедленно и сделал...
Удачная операция! Но враг тоже умел работать с информацией. Ответный ход гестапо, где заправлял Лионский мясник Барби, не заставил себя ждать. Сеть «Марко Поло» была разгромлена. Арестовали (почти случайно!) и Жака Верна-Бержье. Подпольщик, готовивший ему новые документы, погиб. Так в руки секретной полиции оккупантов попал аусвайс с именем и фотографией легенды Сопротивления.
В момент, когда на руках Жака защёлкнулись наручники, из его тела ушло напряжение. В сердце вином плескались безмятежность и радость. «Жизнь кончена, — подумал он, — но мы сделали всё, что могли. Всё».
Был серый день 23 ноября 1943 года.