На фотографии 1904 г. братья еще не знают, как сложится их взрослая судьба. Уже только по прошествии многих десятков лет зигзаги судеб братьев Шолем станут предметом многочисленных изысканий (среди которых наиболее обстоятельные – исследования Джея Геллера, на которые и опирается прежде всего эта заметка), аргументами и основаниями для обобщающих выводов историков еврейства ХХ в. По словам Гершома Шолема, «совершенно разные пути, которые выбрали для себя четыре брата в грядущие годы, были типичны для мира еврейской буржуазии».
Различие же судеб братьев Шолем состояло в той пропорции, в которой каждый из братьев ощущал себя германцем и евреем, откуда преимущественно и следовали их политические убеждения.
Владелец типографии Артур Шолем и его жена Бетти Хирш Шолем соблюдали некоторые еврейские традиции, но в крайне облегченном варианте. Порой они собирались на шаббатную трапезу и на пасхальный седер. При этом по субботам в доме курили сигары, зажигая их от шаббатных свечей, на пасхальном столе маца и хлеб лежали в одной корзинке. Когда в очередной пятничный вечер семья обнаружила, что на кидушном бокале под ивритской надписью было выгравировано «Рождество, 1921», это не вызвало никакого протеста: еще в 1911 г. увлекавшемуся сионистскими идеями сыну Герхарду они преподнесли портрет Теодора Герцля в качестве подарка на Рождество – общегерманский и во многом лишившийся религиозной подоплеки праздник, который отмечали и многие евреи. В Йом-Кипур Артур работал, о посте не было и речи.
Сыновья четы Шолем – Райнхольд, Эрих, Вернер и Герхард Артур – рождались с промежутком в два года.
Старший, Райнхольд (1891-1985), рано усвоил германскую идентичность, отодвинув на второй план еврейскую. Он ценил немецкую культуру, был германским патриотом («германским националистом», по словам Герхарда) и активным деятелем правоцентристской политики в Веймарской республике, принадлежа к Германской народной партии. Он был сторонником заметно более консервативной политики в сравнении со средним германским евреем. Испытывая горячие патриотические чувства, Райнхольд год прослужил добровольцем в армии. В 1918 г. его включили в офицерский корпус – что было редкой привилегией для евреев, хотя они и принимали активное участие в войне. После поражения в войне он был крайне недоволен политическими тенденциями – превращением Германии из империи в демократическую республику, усилением коммунистической идеологии, в чем непосредственное участие принимал его брат Вернер. Райнхольд никогда не порывал полностью с иудаизмом, и впоследствии еврейское религиозное наследие стало ему ближе – скорее, в реформистском изводе. В 1920-х гг. он начал учить молитвы, посещать по праздникам синагогу, а в 30-х гг. его сын прошел бар-мицву.
Эрих (1893-1965) пытался в большей мере совместить еврейскую идентичность с политической и культурной вовлеченностью в германскую жизнь, что, пожалуй, было наиболее типичным для немецких евреев 10-20-х гг. Он был человеком буржуазного «центра» с более сглаженными политическими устремлениями. По словам Герхарда, Эрих «больше всего хотел мира и меньше всего чем-то связывать себя». Но это не означало, что он был вне политики. Он относился к лево-либеральному среднему классу, к которому принадлежало большинство евреев Германии, был сторонником республики и членом берлинского либерально-демократического клуба. Религиозность Эриха была, в лучшем случае, номинальной и выражала умеренные взгляды «Центральной ассоциации германских граждан иудейской веры». В конце 20-х гг. Эрих посетил службу на Рош-Ашана в реформистской синагоге. Когда евреи глубже стали задумываться о своих корнях после прихода к власти нацистов, он стал в шаббат читать традиционный кидуш. Но на этом, пожалуй, и ограничивалась его религиозная практика в Германии.
Вернер (1895-1940), после краткого увлечения сионистскими идеями, решительно повернулся в сторону антирелигиозной марксистской идеологии, категорически отвергнув иудаизм для себя и своей семьи. Он писал, что «марксизм абсолютно отрицает любое закрепленное Добро и Зло и находится в непримиримом противоречии с моральным императивом Канта», и что «любой мыслящий еврей становится социалистом». К начавшейся войне он отнесся, как и все левые, крайне негативно, отказался регистрироваться как военнообязанный и посещал тайные пацифистские митинги – в итоге все же будучи призванным в армию и получив ранение на фронте. После окончания войны он стал членом социал-демократической, а потом коммунистической партии Германии. К середине 20-х гг. будучи членом Рейхстага и депутатом прусского парламента, он стал одним из лвух-трех главных коммунистических лидеров. Вернер был настолько известен, что философ и литературный критик, друг Герхарда, Вальтер Беньямин писал, что в кафе на Капри «пан-германцы только о нем и говорят». Причем Вернер играл ведущую роль в крайне левом крыле компартии, раздувал пожар «мировой революции», инициировал революционные восстания в Тюрингии и Саксонии, был дважды арестован. Поскольку маяком для немецких коммунистов был СССР, они пристально следили за политической жизнью в Советском Союзе: круг Вернера скорее симпатизировал Зиновьеву, чем Сталину. К 1926 г. председатель компартии, твердый сталинист Эрнст Тельман провел партийную чистку, и Вернер со своими соратниками был смещен с партийных постов, а потом и исключен из партии. . Но несмотря на верность марксистской идеологии и резкое неприятие иудаизма, Вернер не порывал окончательно связи с еврейством. Женившись в 1917 г., он записал себя немцем «Моисевой веры», а не «безрелигиозным», как его жена Эмма. Родившуюся дочь он зарегистрировал как еврейку, хотя галахически она таковой не была. В своих политических выступлениях он порой ссылался на еврейскую Библию, приводил еврейские шутки и анекдоты, а однажды, в письме из тюрьмы, назвал себя Иовом.
Младший, Герхард Артур (1897-1982), чья личность прежде всего (а также отчасти Вернера) и привлекла историков к изучение семейной биографии Шолемов, уже подростком тяготел к отказу от германской идентичности в пользу еврейской. К 1914 г. он уже пребывал в лоне ортодоксального иудаизма и сионизма и не случайно стал называть себя Гершомом. В течение всей жизни он идентифицировал себя исключительно с еврейством, не упоминая о германском бэкграунде – при том, что университетское германское образование и культура стали одной из основ его становления как ученого. В ноябре 1914 г., когда в Германии еще сильны были иллюзии на победоносное окончание войны, он записал в дневнике, обращаясь к еврейству, включая себя самого: «Вы восточные, а не европейцы. Вы евреи и народ, а не германцы и дегенераты. Вашего Бога зовут Ашем, а не брюхо. И поэтому вы не должны следовать их путями». В 1917 г. он заметил: «Я не германский еврей. Не знаю, был ли я им когда-нибудь, но я заявляю это с полной определенностью». Гершом был заметной фигурой в германских сионистских кругах, писал для сионистской прессы. Он стал членом молодежного сионистского клуба «Молодой Йехуда». При этом, однако, сионизм молодого Шолема скорее носил культурный и академический, а не политический характер: недаром его оппоненты из сионистов придумали даже термин «шолемизм», подразумевающий заточенность на уединенные академические занятия иудаикой и ивритом (которым он занимался не меньше 15 часов в неделю). Именно иврит и изучение оригинальных еврейских текстов стали центральными составляющими в шолемовском понятии формирования еврейской идентичности, Да и ортодоксия его была весьма относительной, ограничиваясь, кажется, занятиями у учителей-ортодоксов и чтением классических источников – впрочем, он любил еврейские обряды и праздники. Поначалу он примкнул к ортодоксальной «агудат Израэль», но не разделяя анти-сионистских взглядов движения, вышел оттуда. К 1923 г. он защитил докторат по семитологии в Мюнхенском университете.
Сколь не отличались бы взгляды у Райнхольда и Эриха, в конце 30-х гг. жизнь при нацистах уже становилась невыносимой, и в 1938 г. они эмигрировали в Австралию.
Райнхольд не менял своих убеждений. Хотя и прожив около сорока лет в Австралии, он неустанно прибавлял к своей национальной принадлежности «еврей» определение «германский», читал, писал и говорил по-немецки при первой возможности, почитая и лелея в себе германскую культуру. Он заявлял, что не позволит Гитлеру определять за него, что значит быть германцем. Уже в 1970-80-х гг., в спорах с Гершомом, Райнхольд доказывал, что Германия была родным домом для евреев, и с удовольствием отправился в длительную поездку по Германии. После смерти жены Райнхольд женился на эмигрантке-немке, вряд ли случайно.
Эрих же по-прежнему к Германии был привязан очень мало. Во время 2-ой мировой войны он вступил в австралийскую армию. Если Райнхольд с восторгом проехался по Германии, то Эрих продолжал хранить глубокую обиду на Германию и немцев. Посетив в 1960 г. Германию, после 22-летнего отсутствия, он отметил невыносимое самолюбование и бесцеремонность немцев, их заявления о том, что «они ничего не знали о концлагерях». Он писал: «Надо сказать, что я чувствую себя гораздо лучше за пределами Германии. Чем дольше я был там, тем больше они действовали мне на нервы». Хотя он вырос и воспитывался в Германии, Эрих считал себя скорее англофилом. Он мало общался с родственниками, однако не порывал с иудаизмом, будучи формально членом ортодоксальной синагоги в окрестностях Сиднея, и завещал, чтобы его похороны прошли при участии раввина.
Вернер в 1933 г. был арестован пришедшими к власти нацистами. Даже будучи в заключении, он продолжал придерживаться той точки зрения, что иудаизм как религия служил фактором разъединения, а не объединения народа. Тем не менее, на каком-то уровне он ассоциировал себя с еврейством и не отрицал своей еврейской идентичности, призывая детей в некоторой степени ее сохранять. Так, его расстроил тот факт, что дети в школе отрицали свое «полуеврейское» происхождение, хотя бы и в классе с антисемитски настроенными учениками и учителями. Однако дети не должны были быть «слишком» еврейскими. Когда Вернер узнал, что дочь посещает еврейскую школу по воскресеньям, он в очередной раз выказал резкое неприятие иудаизма в характерном письме жене: «Мои симпатии к еврейской религии не больше, чем к любой другой. Если бы я был верующим, то был бы католиком. У них, по крайней мере, 1000 святых, из которых по необходимости можно выбирать. Еврейская религия – не настоящая религия, ибо в ней отсутствует вера в запредельное. Это не более чем народные обряды. Если выбирать между Рождеством и Ханукой, я выбрал бы первое, поскольку, несмотря ни на что, мы германцы».
Вернер Шолем был казнен в Бухенвальде в июле 1941 г. Хотя обстоятельства его гибели до сих пор не слишком ясны, его смерть была, очевидно, связана с коммунистическим прошлым, а не с еврейством. Он открыто заявлял о своих анти-сталинистских (возможно, троцкистских) пристрастиях, высокомерно и с презрением относился к солагерникам-сталинистам, что привело к его полной изоляции, и, по некоторым данным, сталинисты чуть ли не передали его на расправу ярому эсэсовцу. По иронии судьбы, его жена-нееврейка через 27 лет после смерти Вернера приняла иудаизм.
Гершом Шолем в 1923 г. совершил алию, стал директором отдела иврита Национальной и университетской библиотеки в Иерусалиме, читал лекции в Иерусалимском университете, и в 1933 г. стал первым профессором еврейской мистики. После ухода в отставку в 1965 г. ему присвоили звание почетного профессора. Он стал одним из основателей Израильской академии наук, а в 1968—1974 гг. был ее президентом. Вряд ли стоит добавлять, что Гершом Шолем –- крупнейший еврейский ученый XX в. в области еврейской мистики и каббалы, еврейской истории, оказавший огромное влияние не только на изучение этих дисциплин, но и в целом на культуру XX в.
Многоголосица одной семьи, как зеркало германского еврейства первых десятилетий ХХ в.